Закончилось все тем, что Кавех стал бывать в Порт-Ормосе не реже раза в неделю. Для систематических занятий и полноценной группы подготовки к поступлению в Академию этого было мало, и Кавех был бы рад делать больше, но основная работа не позволяла ему уделять хобби больше времени.

Время. Все упиралось в него. Пока что их всех спасала заинтересованность детей в профессии: каждый раз Кавех не меньше часа слушал своих внезапных студентов, не мешая ходу их рассуждений своими академическими замечаниями. И только после помогал им найти пробелы и проблемы в их логических построениях. Но однажды этого станет мало, а Кавех вряд ли когда-либо станет свободнее.

Зато маленьких слушателей у него стало больше. После разоблачения Альками и организации маленького кружка архитектуры, дети успели разнести свои первые результаты по всему порту, и в их компанию подтянулись те ребята, родители которых не стали влезать в долговую яму ради чудодейственных курсов квалификации. Так аудитория Кавеха удвоилась, и минимум в трети он не сомневался — эти дойдут до цели и поступят в Академию, когда придет срок.

Но как же, Архонты, это было утомительно.

— Да, Аймен, время проносится как разъяренный як, стоит только его чем-то занять, — еще недостаточно пьяный для того, чтобы жаловаться, но достаточно расслабленный, чтобы не отпускать бармена таверны Джафара без долгого разговора, Кавех вертел в руках перо в ожидании мысли, которую можно будет пролить на лист бумаги случайной зарисовкой. Пока что бессмысленные черточки складывались только в изображение входа в таверну, украшенную висячими лампами. — Знаешь ли ты, что историки считают, будто на территории Мондштадта прежде существовал культ поклонения Архонту Времени? Может, если молиться такому божеству, часов в сутках будет чуть больше?

Бармен благосклонно слушал, не забывая вертеть головой и подмечать, не нужен ли он у других столиков, но посетителей было немного, и Немсиль справлялась без напряжения, поэтому Аймен позволял Кавеху выговориться.

— Ха-ха, господин. Если судить по господину из Мондштадта вон там, времени у них и впрямь хоть отбавляй. Может, расспросите его об этом вашем культе? — расстраивать Кавеха Аймену точно не хотелось, но и торчать у этого столика весь вечер было нельзя, не за то ему платили.

— Нет, что ты, я не хочу мешать отдыху хорошего человека, — стал отнекиваться Кавех, но в указанную Айменом сторону все-таки посмотрел и нашел, что сам больше походит на мондштадца, чем смуглый чернявый господин за тем столиком. — А хотя знаешь, что? Принеси ему вина и фруктов от меня. Такой далекий путь нуждается в вознаграждении.

Кавех успел в задумчивости набросать абрис профиля загадочного мондштадца, когда Аймен вернулся с вином, и отсалютовал гостю из далекой страны своим наполовину пустым кубком.

— Сейчас сладости возьмем и пойдем обратно. Это очень важная составляющая, между прочим!

Рампо понимал, что времени у них осталось немного, но достаточно для того, чтобы зайти в интересующий отдел напоследок. Он несколько часов ходил по разным магазинам, и даже когда Йосано не особо проявляла интереса, затаскивал её внутрь и начинал показывать разные вещи, спрашивая, подойдет ли ей. Ему было весело, и девочка немного оживлялась, что было крайне важно, ведь в момент первой встречи она практически не проявляла никаких эмоций. Кроме того, была важная миссия обеспечить Йосано Акико необходимыми ей вещами и предметами, а поскольку она периодически замыкалась, Рампо брал дело в свои руки и настраивал на нужную волну. В итоге, они набрали несколько пакетов, будет, чем похвастаться перед новоиспеченным директором детективного агентства. Кстати, Йосано волновалась о времени, ведь Фукузава отпустил детей только на определенный срок, и Рампо прекрасно это помнил. У него всё было рассчитано!

Вкусности для всех, включая Фукузаву, были успешно закуплены. К сожалению, дурацкие правила взрослых не разрешали есть и пить в не отведенных для этого местах, иначе бы детектив уже бы вскрыл шоколадку и запил её газировкой. Он так делал раньше, и постоянно получал упреки и замечания. Надоело.

Совместный поход в торговый центр был небольшим лучиком света в царящем ныне хаосе, где каждый день происходили новые преступные инциденты, и даже по несколько раз за день. Работы у великого детектива было вагон и маленькая тележка, за раскрытым делом сразу же шло новое. Этот круговорот не заканчивался, Рампо ответственно продолжал делать то, что у него получалось лучше всего, и в какой-то момент его ультра-дедукция начала подавать тревожные сигналы. Раньше он надевал очки, и способность делала всё остальное, касающееся определенного дела. К нему обращались часто, но все-таки, с перерывами. Сейчас перерывов практически не было. Массовые убийства, ограбления, пропажи людей, стычки группировок. Теперь Рампо читал все газеты только в очках, запоминая каждую крупицу информации, плюс в его распоряжении была вся база данных полиции. Ещё бы, они сами охотно согласились сотрудничать, поскольку своих собственных сил было недостаточно. А детективное агентство только начало своё существование, несмотря на то, что Эдогава Рампо уже был известным детективом.

Он мог хоть сейчас надеть очки и включить свою способность, но не хотел портить атмосферу легкости, тишины и спокойствия, пока они делали покупки. Йосано немного расслабилась, и это сейчас было самым важным. Ультра-дедукция сделает своё дело уже в офисе, там и свежий номер газеты должен быть.

— Фукузава-сан! Мы вернусь! Как раз четко по расписанию, да? И посмотри, сколько у нас всего!

Положив свой пакет на один из стульев, и забрав пакетик мармеладок, Рампо направился к своему столу. Как и предполагалось, газета лежала на своем месте, ждала своего часа вместе с конвертом от служителей закона. Мальчишка сел, открыл пакет, надел очки и взялся за газету и сведения от полиции, где менялись только лица, но не события. Однако, эти самые события больше всего волновали детектива. Их было много, и некоторые идентичные, прослеживался определенный почерк. Например, исчезновения и похищение людей, где фигурировали дети. У некоторых были имена, а остальных прописывали в общей сводке. Ни свидетелей, ни подозреваемых, но все действия были четкие, продуманные и выработанные. Всё в разных точках города, порой по несколько случаев. Одни числились как пропавшие без вести, других находили мертвыми. Планомерно по каждому району, но не друг за другом, наверняка специально, чтобы не прослеживалась последовательность.

Рампо бросил взгляд на Йосано, девочку, которую они с Фукузавой спасли, вырвав из лап нового босса мафии. Неудивительно, что Мори-сенсей хотел вновь заполучить себе сильного эспера, с его складом ума и её способностью можно было наворотить массу дел. А Йосано Акико была ребенком, как и сам Рампо, и не заслуживала подобного отношения и тем более охоты за собой.

Детектив пролистал материалы. А ведь кто-то действовал так, будто охотился, но не знал, что или кого конкретно искал. Все эти похищения, все эти смерти, район за районом. И другие жизни можно было спасти! Только действовать нужно было быстро. Доказательств не было, но существовало одно место, которое ещё не было затронуто, и где находилось множество людей, о которых бы никто толком не вспомнил.

Рампо встал. Хорошо, что Йосано ушла к себе в помещение, специально отведенное под медицинский кабинет, детектив хотел поговорить с Фукузавой наедине.

— Фукузава-сан, я понял. Ты же тоже читал всё, что у меня было на столе? Так вот, мы спасли Йосано-сан, но можно спасти ещё жизни! Смотри, похищают детей, это уже закономерность. Они не остановятся, пока не найдут кого-то. Ты ведь заметил, да? И я думаю, следующим шагом может стать Сурибачи, это идеальная локация. Фукузава-сан, надо что-то делать!

Это началось на третьей неделе сезона дождей. По правде говоря, аль-Хайтам считал это еле-еле удовлетворительной датой - с учетом того, что сама по себе болезнь была неудовлетворительным явлением, подхватить какую-то ерунду в первый же месяц было... ну, как-то безответственно. Аль-Хайтам всегда считал простуды и прочие прелести жизни уделом безалаберных: все, что можно предотвратить, стоит предотвращать. В конце концов, в распоряжении сумерцев все возможности:
- самые распространенные сезонные болезни хорошо изучены;
- ливни начинаются плюс-минус в один и тот же месяц;
- правила гигиены всем вбивают с детства;
- здоровое питание, здоровый сон и крепость тела делают организм устойчивым к заболеваниям.

Так что тот факт, что Хайтам не болел последние года четыре-пять, был закономерен. А вот то, что он сперва почувствует нехарактерную слабость и ломоту в теле, а потом камень, замеряющий температуру, за положенные пять минут станет из темно-зеленого желто-оранжевым - это уже было из ряда вон. Не то чтобы досадно, но неудобно. Пришлось пересмотреть свои планы на ближайшую неделю и, пока не стало совсем дурно, озаботиться лечебными препаратами.
И, конечно, ждать.
Так что когда Кавех соблаговолил вернуться домой, на столе в гостиной его встретила записка:

Я заболел.
1. Вечером придет курьер, пожалуйста, расплатись с ним из этого кошелька.
2. Я буду пользоваться посудой, выставленной на бронзовый поднос. Если не хочешь заразиться - не трогай ее.
3. Тебе придется одному сходить на базар и самому готовить еду ближайшее время. Можешь использовать мору из кошелька. Пусть одним из блюд будет суп или каша.А.

Больше важных пунктов Хайтам не придумал. Его горький цитрусовый чай настоялся, поэтому, честно выпив полторы кружки, больной залег под одеяло, готовясь страдать. И взял самую легкую свою монографию по древним рунам - читанную вдоль и поперек и расслабляющую. Но сосредотачиваться на тексте становилось все труднее, голова болела, а температура явно росла - и под мерный шум дождя за окном аль-Хайтам погрузился в дрему.

[icon]https://i.imgur.com/8mxa4Uo.png[/icon]

Фукузава оглядел пустынный офис.
Столы, пока без стоек и документов, потому что все это было сложено у него в кабинете.
Чуть раскрытое окно, стулья, которые опять надо протереть.
Бутылки из-под рамуне, аккуратно стоявшие в углу рядом с сейфом – Рампо что-то свое на их счет думал, сказал, потом уберет.
Директор развернулся, подул на чашку чая в руках и вернулся за свой стол.
Чрезмерно заваленный документами, в отличие от остального офиса.
Он снял это помещение, когда появилась Йосано. Вернее, когда стало понятно, что Мори не успокоится, пока не доберется до девочки – он же нынче босс Портовой мафии…

Костяшки хрустнули, глаза полыхнули.
Юкичи выдохнул. Это чудо, что они смогли вытащить девочку.
Убил бы на месте чертового врача, но увы. Для баланса в городе он нужен. Во всяком случае, по парадигме Нацуме-сенсея. А без него не было бы и его собственного офиса, потому что не было бы разрешения.
Волк покосился за окно на улицу.
Правильно ли он поступил?..
Нет, он не об аренде офиса ради двух брошенных детей – с этим они справятся. Честно говоря, почти сразу как он получил документ, встал вопрос помщения – нужен был юридический адрес. И очень быстро аренда стала отбиваться, потому что молва про гениального Эдогаву в нужных кругах стала распространятся молниеносно, еще бы, прогреметь на всю Йокогаму и попасть в заголовки новостей…
Фукузава передернулся, год с лишним прошел, а он все забыть не может. На сердце снова навис свинец. Правильно ли он вообще это все?..
Юкичи который раз поймал себя на мысли, что он не знает, как и когда будет рассказывать Рампо, что солгал. И мальчик никакой не эспер. Он не мог. Не мог, когда видел эти сияющие светящиеся внутренним светом гордости глаза, когда парень надевал очки и… преображался! Играл гения, каковым являлся от природы и благодаря родителям.
А теперь ещё искалеченная девочка.
На кой черт он в это ввязывается? Ну где он – и где эти дети…
Ладно, ками-сама с этим всем. Он уже начал и пути обратно теперь нет. Но он не мог её там оставить. Не мог.
Не в лапах этого жуткого монстра.

Юкичи сделал глоток. Остыл. Но ещё не настолько, чтобы было нельзя пить.
Начинающий директор поднимается и роняет документы.
«Нужен секретарь», — папка возвращается на место.
Надо поискать кого-то расторопного, неглупого, но достаточно терпимого, чтобы мог ужиться с Рампо и не подорвать тонкие нити связи с миром для Йосано.
Пока закипает чайник, директор смотрит в окно и тяжело вздыхает.
Сколько еще таких брошенных детей вокруг? Жертв войны? Одиночества? Насилия?
Он крутился в этом мире, он его отведал сполна. И знает, что в господствующем режиме для властей эсперы – всегда были, будут и останутся, в первую очередь, оружием. Но ведь каждый – живой человек. Живая душа. Все равны, независимо от своих способностей.

Рампо пошел провожать Йосано в соседний ТЦ – буквально за углом. Дальше он их сейчас не отпустит, не в подобной обстановке, и со строгим наказом звонить в случае чего. Во всяком случае, когда девочка видела витрины и выбирала что-то для себя, она начинала становиться чуть более живой. Лед таял, но сколько потребуется времени, чтобы ей, маленькому ангелу, удалось исцелиться самой? Возможно ли это в принципе?..
А ему вообще надо документацию к концу квартала заготовить, иначе придут штрафы. Поэтому он торчит здесь…
Снова шлепнулась папка, пока он наливает себе чай.
Ему нужен секретарь!

И сотрудники. Пока офис выглядел очень неуютно и… Фукузава удивленно отметил про себя, что ему хотелось бы видеть там своих подчиненных. Живость, активность, коллектив. Тех, кто хочет сделать Йокогаму лучше. Тех, кто сознает свои силы и учиться ими управлять. Тех, кто в будущем изменит жизнь города и его жителей. Тех, кого он смог…
Ладно, ладно. Он уже ввязался в это. Сейчас в Вооруженном Детективном Агентстве кроме него – два ребенка. Посмотрим, чем закончится. Вынужден признать, что с самим собой бороться трудно, даже если не верится в то, что ты делаешь. А он получил сигнал, что на верном пути. Ни за что бы не подумал, что сам окажется боссом — Волк привык полагаться на себя и свои навыки. Но... С момента, как он взял Йосано под крыло что-то поменялось. Он не мог не чувствовать. Он сидел ночами, размышляя. И когда стало хотя бы более-менее понятно, что происходит — очевидно, что пути назад не осталось....

Юкичи не может сосредоточиться на бумагах, он бегает по заголовкам сводки новостей в газете, пока размышляет об очередном перевороте своей жизни. Неспокойно. В его любимом родном доме неспокойно.
«Чертов Мори Огай».
Как только план Нацуме-сенсея пришел в действие, начался локальный ад. Это было ожидаемо, это как вскрыть плохо заживающую рану – сначала выйдет гной. Но все же сердце кровью обливалось, каждый день в теневой стороне происходили стычки, постоянно просачивались новости об ограблениях, убийствах, пропажах людей… Рампо без работы не сидел, как и вся полиция, но хотелось бы, чтобы это все закончилось как можно скорее. Тем более, что сейчас стало сложнее – Рампо одного отпускать нельзя, а Йосано еще недостаточно оправилась.
Юкичи коснулся рукоятки катаны.
Он не думал, что будет доставать её когда-либо. Он взялся за оружие снова для защиты одного парнишки. Потом он решил защитить искалеченную девочку.
Теперь же он будет защищать всех, кого сможет. И тогда новое поколение вырастет другим – оно вырастет лучше.
Нацуме-сенсей все рассчитал верно. Нигде в другом месте его собственные способности и навыки не пригодятся настолько, как в Агентстве. Удивительно, как Рампо разглядел в нем это стремление тогда, когда она сам отрицал эту сторону личности. Хочется верить, что план Нацуме-сенсея сработает. Во всяком случае, со своей стороны он приложит все усилия к этому. И, возможно, вместе у них получится что-то изменить здесь.
Фукузава косится на часы и хмурится. Если так пойдет, он сам наберет Эдогаве первым.

«Где они?».

Рампо постепенно приходил в себя после произошедшего в фойе. Все-таки, взрослые для него сплошная загадка, и телохранитель не был исключением, хоть и выделялся среди них; он сказал, что убедился в способностях мальчишки, но при этом не дослушал финальную фразу, а ведь это был ключ ко всему, а ещё попросил вообще не говорить об этом. Странный. Сам попросил и в итоге отказался слушать. При всем этом Рампо не был уверен, что прошел этот своеобразный тест, и возможность выяснить была упущена, поскольку начался спектакль. К моменту, как мальчишка занял своё место рядом с Фукузавой в зале, он вполне восстановился, просто чуть трясло, но голова соображала.

У него ещё не было опыта похода в театр, родители таким не занимались, плюс до города ещё нужно было добраться. Чисто на автомате, Рампо отметил разношерстность аудитории, здесь были взрослые всех возрастов, как молодое, так и старшее поколение, а так же родители с детьми, но их значительно меньше от общего числа. Вначале Рампо действительно было любопытно, что за спектакль мог собрать столь разных людей в одном месте, но по мере разворачивающихся действий на сцене любопытство сменилось легким недоумением. Детективная история. Единственное, за что зацепился Рампо, было:

— Эй, а кто такие эсперы?

Однако, сидевший рядом с ним телохранитель на вопрос не ответил, мол, дальше и так будет понятно. Рампо насупился и чуть сполз на кресле. Больше его вообще ничего не волновало! То есть, ладно, они придумали некий сценарий, но могли же его сделать сложнее, интереснее и заковыристее, поскольку все улики и зацепки были как на ладони! Только странная вещь: ни актеров, ни зрителей совершенно не смущал данный факт, события протекали слишком предсказуемо, а люди в зале сидели, чуть ли не затаив дыхание. Рампо было не то, чтобы скучно, он откровенно не понимал подобной реакции, и если к актерам вопросов не было (они просто играли по дурацкому нелепому сценарию), то к зрителям наоборот, придраться было можно. Мальчишка скривился сжал руки в кулаки. Даже Фукузава смотрел на всё это с заметным интересом! Что за бред!

— Эй, могу я спросить? — учитывая все предыдущие разговоры, Эдогава-младший решил проявить вежливость. — Все здесь присутствующие деньги заплатили, чтобы посмотреть на это?

«Это» было специально выделено, поскольку иначе Рампо не мог назвать то, что разворачивалось перед его глазами. В этот раз телохранитель одернул его и призвал молчать, только в этот раз мальчишка затыкаться не собирался. Всё, последняя капля. Почему он должен разбираться со всем один, неужели так трудно ответить? Как некоторое время назад, когда они шли к театру.

— Зачем кому-то платить за просмотр такой предсказуемой истории?

Было странно и непонятно, Рампо не мог поверить, что кому-либо нравится так бросать деньги на ветер, должно же быть что-то ещё, что удерживало всех на своих местах!

— Ну, я имею в виду, даже вот этот поворот настолько предсказуем! Это же убийца, даже ребенку не понадобится и пяти минут, чтобы во всем разобраться!

Рампо услышал раздраженное перешептывание и шиканье вокруг, но не обратил на это никакого внимания. Он смотрел на Фукузаву, как на единственного, кто мог помочь и ответить на все вопросы. Может быть, ему нужны были доказательства, как только что, в фойе театра? Ведь этих взрослых невозможно понять, то одно, то другое, то вообще третье.

— Например, почему они находились с главным героем во время первого убийства? Да потому что он использовал свечу для спускового крючка в качестве задержки! А свечей было две, ты же сам видел, оссан!

Рампо говорил уверенно, как истину, но при этом совершенно не понимал, почему на него все косились и пытались успокоить. Почему все были такими…недовольными из-за мальчишки? В спектакле дела почище творятся, вот на что надо негодовать! Мальчишка выдохнул от собственного негодования.

— Да блин! Что вы все такие тупые?! Обращаетесь за помощью к убийце, хотя у вас на руках есть первая фотография, сами её сделали! Посмотрите на неё и сразу всё поймете! Чего вы медлите?

Вдох выдох. Это невыносимо, это раздражало и удивляло одновременно. Почему события двигались такими улиточными темпами, да ещё с отсутствием всякой логики?!..

— Что с этим ребенком?

— Это — убийца? Не может быть…

— Но в этом нет смысла, правда?

Рампо не обратил внимание ни на комментарии аудитории, ни на упрек Фукузавы. Он был возмущен происходящим на сцене и не скрывал своих чувств и эмоций.

— Ну блеск, просто замечательно. Сейчас будут убиты те двое, которые пошли в грузовое отделение, поскольку случайно заметили паутину, которая могла быть использована в качестве улики. А теперь смотрите, как убийца найдет предлог, чтобы выйти из комнаты, будто ему нужна карта или что-то в этом роде. Эй! Да не дайте ему уйти!

Рампо раздраженно топнул ногами и заерзал на месте. В следующий момент актер действительно сказал про карту и удалился со сцены. Мальчишка хлопнул ладонями по подлокотникам сиденья.

— Ну что я вам говорил?! Как предсказуемо. И раздражает!

Люди начали перешептываться громче, больше слушая ребенка в первом ряду, чем игру актеров. Рампо не хотел более ничего из этого видеть. И почему все вели себя так, будто это было каким-то открытием? Что за нелепые вопросы друг другу задавали, и строили непонятные теории?! Здесь все взрослые, этот спектакль не стоил и выеденного яйца, даже дети в зале наверняка уже обо всем догадались, это же проще пареной репы. Но больше всего разозлил Рампо Фукузава, который явно был недоволен поведением мальчишки. Эдогава-младший не заметил, как начал дышать глубже, а внутри него нарастал гнев.

— Да почему все смотрят это шоу? Это так раздражает! Это тупо… Это не имеет никакого смысла для меня! — голос мальчишки чуть ли не срывался, он едва мог сидеть на месте. — Я никого не понимаю! Почему взрослые такие? Почему вы все такие?

Рампо быстро окинул взглядом зал и посмотрел в потолок. Эмоции его переполняли, он больше был не в силах сдерживать себя.

— Кто-нибудь, просто скажите мне, почему! — он крикнул.

Он уронил голову и закрыл лицо руками. Это было слишком. Его трясло. Внутри всё клокотало от раздражения, непонимания, глупости и гнева, все чувства смешались и вот-вот готовы были взорваться. Ещё немного, и эта бомба взорвется.

— Я совершенно не понимаю, о чем все думают. Мне страшно… Ощущение, что я в окружении монстров! И неважно, что я говорю — никто меня не понимает! Даже когда я думал, что понимают, это не работало! Ничего не работает… Мои родители были единственными, кто понимал меня, а теперь они мертвы!

Рампо откинул голову на спинку сиденья и смотрел куда-то в одну точку на потолке. Он кричал и начал рыдать, не осознавая, что делает. Мысли о родителях захлестнули его, в один момент стало очень больно и одиноко, весь мир исчез и вокруг была пустота и тьма. И из этой пустоты вылезали монстры, один за другим, они кружили над Рампо и смеялись, а он ничего не мог с ними сделать. Он… устал. Он был один, день за днем встречался и противостоял этим монстрам. Никто ничего не объяснял, никто ничего не говорил, только ругань, только недовольство, только отторжение со стороны. Ни одного человека, одни монстры. Страшно. Очень страшно, внутри всё холодело от мысли, что их много, а он, Эдогава Рампо, один против них.

— Если здесь есть эспер, спаси меня! Если здесь есть ангел, спаси меня! Почему я должен быть один? Почему я должен жить один среди монстров? Я этого не хочу! Спаси меня, эй! Услышь меня!

Фукузава оглядел пустынный офис.
Столы, пока без стоек и документов, потому что все это было сложено у него в кабинете.
Чуть раскрытое окно, стулья, которые опять надо протереть.
Бутылки из-под рамуне, аккуратно стоявшие в углу рядом с сейфом – Рампо что-то свое на их счет думал, сказал, потом уберет.
Директор развернулся, подул на чашку чая в руках и вернулся за свой стол.
Чрезмерно заваленный документами, в отличие от остального офиса.
Он снял это помещение, когда появилась Йосано. Вернее, когда стало понятно, что Мори не успокоится, пока не доберется до девочки – он же нынче босс Портовой мафии…

Костяшки хрустнули, глаза полыхнули.
Юкичи выдохнул. Это чудо, что они смогли вытащить девочку.
Убил бы на месте чертового врача, но увы. Для баланса в городе он нужен. Во всяком случае, по парадигме Нацуме-сенсея. А без него не было бы и его собственного офиса, потому что не было бы разрешения.
Волк покосился за окно на улицу.
Правильно ли он поступил?..
Нет, он не об аренде офиса ради двух брошенных детей – с этим они справятся. Честно говоря, почти сразу как он получил документ, встал вопрос помщения – нужен был юридический адрес. И очень быстро аренда стала отбиваться, потому что молва про гениального Эдогаву в нужных кругах стала распространятся молниеносно, еще бы, прогреметь на всю Йокогаму и попасть в заголовки новостей…
Фукузава передернулся, год с лишним прошел, а он все забыть не может. На сердце снова навис свинец. Правильно ли он вообще это все?..
Юкичи который раз поймал себя на мысли, что он не знает, как и когда будет рассказывать Рампо, что солгал. И мальчик никакой не эспер. Он не мог. Не мог, когда видел эти сияющие светящиеся внутренним светом гордости глаза, когда парень надевал очки и… преображался! Играл гения, каковым являлся от природы и благодаря родителям.
А теперь ещё искалеченная девочка.
На кой черт он в это ввязывается? Ну где он – и где эти дети…
Ладно, ками-сама с этим всем. Он уже начал и пути обратно теперь нет. Но он не мог её там оставить. Не мог.
Не в лапах этого жуткого монстра.

Юкичи сделал глоток. Остыл. Но ещё не настолько, чтобы было нельзя пить.
Начинающий директор поднимается и роняет документы.
«Нужен секретарь», — папка возвращается на место.
Надо поискать кого-то расторопного, неглупого, но достаточно терпимого, чтобы мог ужиться с Рампо и не подорвать тонкие нити связи с миром для Йосано.
Пока закипает чайник, директор смотрит в окно и тяжело вздыхает.
Сколько еще таких брошенных детей вокруг? Жертв войны? Одиночества? Насилия?
Он крутился в этом мире, он его отведал сполна. И знает, что в господствующем режиме для властей эсперы – всегда были, будут и останутся, в первую очередь, оружием. Но ведь каждый – живой человек. Живая душа. Все равны, независимо от своих способностей.

Рампо пошел провожать Йосано в соседний ТЦ – буквально за углом. Дальше он их сейчас не отпустит, не в подобной обстановке, и со строгим наказом звонить в случае чего. Во всяком случае, когда девочка видела витрины и выбирала что-то для себя, она начинала становиться чуть более живой. Лед таял, но сколько потребуется времени, чтобы ей, маленькому ангелу, удалось исцелиться самой? Возможно ли это в принципе?..
А ему вообще надо документацию к концу квартала заготовить, иначе придут штрафы. Поэтому он торчит здесь…
Снова шлепнулась папка, пока он наливает себе чай.
Ему нужен секретарь!

И сотрудники. Пока офис выглядел очень неуютно и… Фукузава удивленно отметил про себя, что ему хотелось бы видеть там своих подчиненных. Живость, активность, коллектив. Тех, кто хочет сделать Йокогаму лучше. Тех, кто сознает свои силы и учиться ими управлять. Тех, кто в будущем изменит жизнь города и его жителей. Тех, кого он смог…
Ладно, ладно. Он уже ввязался в это. Сейчас в Вооруженном Детективном Агентстве кроме него – два ребенка. Посмотрим, чем закончится. Вынужден признать, что с самим собой бороться трудно, даже если не верится в то, что ты делаешь. А он получил сигнал, что на верном пути. Ни за что бы не подумал, что сам окажется боссом — Волк привык полагаться на себя и свои навыки. Но... С момента, как он взял Йосано под крыло что-то поменялось. Он не мог не чувствовать. Он сидел ночами, размышляя. И когда стало хотя бы более-менее понятно, что происходит — очевидно, что пути назад не осталось....

Юкичи не может сосредоточиться на бумагах, он бегает по заголовкам сводки новостей в газете, пока размышляет об очередном перевороте своей жизни. Неспокойно. В его любимом родном доме неспокойно.
«Чертов Мори Огай».
Как только план Нацуме-сенсея пришел в действие, начался локальный ад. Это было ожидаемо, это как вскрыть плохо заживающую рану – сначала выйдет гной. Но все же сердце кровью обливалось, каждый день в теневой стороне происходили стычки, постоянно просачивались новости об ограблениях, убийствах, пропажах людей… Рампо без работы не сидел, как и вся полиция, но хотелось бы, чтобы это все закончилось как можно скорее. Тем более, что сейчас стало сложнее – Рампо одного отпускать нельзя, а Йосано еще недостаточно оправилась.
Юкичи коснулся рукоятки катаны.
Он не думал, что будет доставать её когда-либо. Он взялся за оружие снова для защиты одного парнишки. Потом он решил защитить искалеченную девочку.
Теперь же он будет защищать всех, кого сможет. И тогда новое поколение вырастет другим – оно вырастет лучше.
Нацуме-сенсей все рассчитал верно. Нигде в другом месте его собственные способности и навыки не пригодятся настолько, как в Агентстве. Удивительно, как Рампо разглядел в нем это стремление тогда, когда она сам отрицал эту сторону личности. Хочется верить, что план Нацуме-сенсея сработает. Во всяком случае, со своей стороны он приложит все усилия к этому. И, возможно, вместе у них получится что-то изменить здесь.
Фукузава косится на часы и хмурится. Если так пойдет, он сам наберет Эдогаве первым.

«Где они?».

да, кто-то слишком увлекся ретконом лора, так что пост не из игры, а для общего представления

Древнее золото было прохладным и безжизненным, никак не отзывающимся на прикосновение. Неприятная вещь, весьма неприятная; самое место такой — где-нибудь в гробнице или в века назад запечатанном святилище.
В тишине и темноте.
От нее не гнало прочь, как гнало от пропитавшегося ненавистью Васспарда, но держать в жилых комнатах сей артефакт Придд действительно бы не стал. Да и вообще держать в собственном доме. В отличие от барона Капуль-Гизайля, которому все было нипочем… если это «все» представляло собой огромную историческую и культурную ценность.
Лик Полночи и Полудня…
Или, как говорит виконт Валме, Рожа.
Что же, Полдень в лице Повелителя Волн находился здесь. Можно было, конечно, позвать Окделла, проверить заодно и вторую теорию… можно было бы, не будь промеж ними застарелой неприязни и отложенной в долгий ящик дуэли.
Чем реже приходится взаимодействовать с Ричардом, тем лучше.
Если сейчас ничего не получится — тогда можно и задуматься.
Взять маску для экспериментов Арлетта позволила, почти не задавая вопросов. Очевидно сочла: в одиночку Валентин ничего предпринимать не станет… а уж сын-то ей обо всем расскажет, не правда ли?
Придд против такого хода мыслей не возражал. Иметь эту женщину в союзниках было совсем не лишним… а Арно если что матери и расскажет, то далеко не все.
Не сдал ведь ей, что друг продолжает пить шадди с сахаром, так и не распробовав до конца чистую горечь.
И не сообщил о том, что на самом деле произошло у полыньи…
— Помяни хоть клячу, — посоветовал Валентин переминающемуся с ноги на ногу Савиньяку, аккуратно закатывая левый рукав. Тишина в комнатах неожиданно начала действовать на нервы своей… мертвенностью. — В последнее время ты поразительно обходишь ее своим вниманием.
Обнажившийся шрам на предплечье был еще одной загадкой, которую Придд безуспешно силился разгадать. Оставшийся еще после встречи с вернувшимся братом рубец уже несколько раз вскрывался сам по себе — на Мельниковом Лугу, тогда в Васспарде… сейчас же выглядел давно и прочно зажившим. Ну да это ненадолго.
Если догадка верна, то воздействие способна оказать именно кровь эориев. Которая однажды уже указала на старое святилище в Гирке, которая позволяла чувствовать воду, видеть звезды зелеными… и которой за последние годы пролилось без меры.
И чутье Валентина говорило, что еще прольется. Не в последнюю очередь потому, что герцог Алва явно что-то задумал… по обыкновению не спеша делиться своими планами.
Он искоса взглянул на маску, даже не пытаясь распознать смутные образы, отражаемые металлом. Протертое вином лезвие ножа легло на кожу прохладно — надавливая еще совсем слегка.
— Если поймешь, что со мной происходит нечто, чего происходить не должно…
Меры предосторожности были оговорены заранее, однако Придд предпочел повторить еще раз. Чтобы точно исключить всякую вероятность ошибочных действий.
— …футляр с письмами на моем столе, открывается одновременным нажатием на крайнее правое щупальце спрута и третий по счету слева гребень волны.
Выслушав ответ — почти улыбнулся. И вновь посерьезнел, еще раз пробежавшись, уже мысленно, по своему нехитрому плану действий.
Валентин не любил идти сквозь мутный ил — ощупью, даже приблизительно не представляя, чего ожидать от каждого шага… вот только сейчас не видел иного выбора. Знал, что рискнуть необходимо; иначе упустит пусть зыбкий, но шанс хоть что-то понять в тех странных событиях, что происходили вокруг все чаще и чаще.
Резко взбесившийся под ливнем серый мориск, ни до, ни после не позволявший себе подобного поведения.
С завидным постоянством возникающий из ниоткуда лебедь.
Песня альт-вельдерских тростников, в которой как ни старайся, не разберешь слов.
Укрепляла в решении и уверенность: многое мог знать старший Савиньяк, у которого находилась Рассветно-Закатная маска. Что-то он выяснил с ее помощью, чем-то она ему помогла! Однако Лионель всегда только спрашивал, не делясь тем, что разузнал сам, и на его откровенность рассчитывать было нечего.
В друзья же ему Валентин и не набивался, довольствуясь положением ценного и способного подчиненного.
Быть полезным, быть надежным, быть тем, без кого невозможно обойтись…
По шраму он резанул хладнокровно, не поморщившись. Подставил вторую руку. Тепло поползло к пальцам, кровью коснулось гальтарского золота…
Темные камни на миг вспыхнули, будто поймав отражение солнечного луча.
А может, это только показалось.

Несмотря на то, что он успел частично утолить голод волками, близкое соседство с Шэдоухарт снова пробудило его аппетит, и он едва дождался, пока все разойдутся по палаткам и уснут.
Но едва он оказался один на один с такими родными и привычными тенями и мыслями об аппетитном... хотя бы кабане, как отовсюду зазвучал его голос.

Первое — ты не будешь пить кровь мыслящих созданий.
Астарион похолодел и замер. Нет-нет-нет! Он не должен был его найти!
Страх захватил его, не давая сдвинуться с места. Он чувствовал себя маленькой ничтожной букашкой.

Второе — ты будешь подчиняться мне во всем.
Голос звучал набатом, заставляя все тело вибрировать. Казадор заставлял их повторять эти правила сотни и сотни раз. Они въелись в его мысли так же глубоко, как шрамы — в кожу.
[indent]  — Абсолютно, — Астарион покорно склонил голову, даже не видя его. Он просто чувствовал его присутствие. — Это все потому, что меня похитили эти щупальцеголовые...

Третье — ты не оставишь меня, если не приказано.
Он не слушал его. Объяснения бесполезны. Приговор уже вынесен.
Астарион с трудом удерживал на лице нервную улыбку, зная, что за нахмуренные брови истязать его будут дольше.

Четвертое — ты будешь знать, что ты мой.
Все его существо противилось этому. Этого не могло, не должно было быть. Он... Он же сбежал, освободился.

Освободился? Ври себе, мой мальчик, но не мне. Ты — мой. Навечно.
Алые глаза, казалось, поглощали его. Он не мог не смотреть на них. Весь мир сфокусировался на двух ярких светящихся точках, а после — взорвался удушающей болью.

Астарион резко сел на одеяле, тяжело дыша. Он... не в лесу. Это... был сон? Такой явственный, такой детальный. Он все еще помнил ощущение тотальной беспомощности перед взглядом Казадора.
Ему нужно вернуться в замок и быстро. За опоздание он сдерет с него кожу. Снова.

Но его здесь нет. А его любимая игрушка может ходить под солнцем, пока он — нет. Что, если он свободен не только в этом? Что, если он свободен и от его дурацких правил?

Астарион тихо выбрался из палатки и подошел к соседней.
«Не пить кровь мыслящих созданий».
Он может попробовать! И Казадор ничего ему не сделает.
Но... Если Тав проснется... Проклятье. Ему было необходимо остаться в этой компании, чтобы решить проблему с паразитом. И желательно — без кола между ребер.

Так же тихо развернувшись, он ушел в лес искать кого-нибудь другого, у кого есть пульс.

***

Несмотря на удачную охоту, после он еще долго не мог выбросить из головы дурацкий сон. Ворочался, сгребал плащ под себя, впивался в пропахшую кровью ткань зубами и тихонько, чтобы никто не услышал, скулил. Он придет за ним. Он не оставит его. Он найдет его где угодно, как бы Астарион ни прятался. Он снова подарил ему осколок надежды только для того, чтобы ее потеря обжигала мучительнее раскаленного ножа.
Нет, нет, нет!
«Я найду тебя первым. И убью».

После этой мысли стало как будто полегче. Перебирая в голове различные сценарии того, как именно это произойдет, Астарион наконец смог отключиться. На этот раз без тревожных снов.

Но на утро голова все равно гудела, а глаза не желали приветствовать теперь уже безболезненный солнечный свет. Когда Тав обеспокоенно отдернул с головы не реагирующего на оклики Астариона плащ, тот даже зашипел и поспешил укрыться обратно.
[indent]  — Что, плохо спалось? — усмехнулся мужчина. — Там Гейл заварил какой-то волшебный чай, обещает, что взбодрит.
[indent]  — Какой этот Гейл... волшебный, — Астарион нахмурился, но все же сел, протирая лицо. — А чего-нибудь от синяков после сна на твердой земле у него нет?
[indent]  — Что, ни разу не ночевал в лесу? — Тав звучал искренне и мягко. Простое любопытство, не допрос. Астарион замялся, подбирая слова:
  [indent] — Да, я привык к наполненным улицам и шумным тавернам. А не этому... сворачиванию калачиком в грязи, — он недовольно покосился на одеяло, но потом заставил себя улыбнуться и снова повернуться к Таву:
[indent]  — Но я не жалуюсь. Будем считать это... новым опытом.
  [indent] — Пойдем, — мужчина протянул ему руку, и Астарион, чуть поколебавшись, принял ее, поднимаясь.

  [indent] — Тебе как будто стало лучше, — Гейл лучился дружелюбием, протягивая ему чашку. — Вчера у вас обоих вид был — в гроб краше кладут.
Астарион поморщился. Тав, видя его нерешительность, сам взял чашку, отпил и благодарно улыбнулся Гейлу. Маг аж просиял. Астарион раздраженно выдернул у него из рук следующую чашку и уселся на бревно рядом с Тавом, стараясь особенно не принюхиваться к чаю. Горячая трава — она везде горячая трава.

[indent]Подобные совещания всегда затягиваются допоздна. Подобные совещания всегда утомляют, а после начинают легонько раздражать – как комар, летающий над самым ухом жаркой летней ночью. Хави даже уже и не слушал возбужденный щебет своих подчинённых, которые махали друг на друга руками с документами и графиками, стараясь на повышенных тонах доказать свою правоту. Он вздохнул и запрокинул голову к потолку, разминая шею.
[indent]Смертные.
[indent]Стоило ли тратить свою и без того короткую жизнь на подобный вздор? С их точки зрения, должно быть, и стоило. Это они торопятся, зная, что им отведено в лучшем случае восемь десятков лет, в худшем – их скосит нежеланная и неизлечимая болезнь. Но разве в столь поздний час не правильнее ли для них будет вернуться домой, поцеловать в макушку своих детей и позволить жене снять скопившееся за день напряжение? Хави положил руку на стол и поднялся, не сдержав зевка. Люди за его столом мгновенно замолчали, и, как один, повернули к нему головы.
[indent]- Друзья мои, к чему бессмысленные споры? – произнёс он ласково, как отец, старавшийся успокоить разрыдавшегося в истерике ребёнка. - Каждая ваша идея достойна внимания, так к чему вы тратите своё и моё время?
[indent]- Но, сэр...
[indent]Хави поднял палец, дав понять, что не окончил говорить. В конце концов, и его терпение имеет границы.
[indent]- Идите домой, отдохните. А завтра к обеду я буду ждать ваши отчёты на своём столе. – Сказал он и для ясности добавил: - Свободны.
[indent]Зал заседания опустел достаточно быстро, и Хави был последним, кто его покинул. Как, впрочем, и весь офис, спустившись на нулевой этаж и сев в машину, где за рулём его уже ждал подозрительно весёлый Фреки.
[indent]- Трудный день, босс?
[indent]- Трудные подчинённые.
[indent]Они плавно выехали из подземной парковки, и к своему удивлению, Хави обнаружил в подстаканнике свежий кофе. Поймав в зеркале заднего вида озорной взгляд Фреки, он вздохнул, взял бумажный стаканчик и отпил. Горький.
[indent]- Мы не едем домой. – Заключил он.
[indent]- Мы не едем домой. – Радостно подтвердил верный спутник.
[indent]Вот же засранец. Один перевёл взгляд на проплывающий в боковом стекле ночной Лондон, расслабив плечи. Безнаказанность привела к вседозволенному поведению любимого помощника, и порой Фреки, как разыгравшийся пёс, начинал наглеть – того гляди потеряет над собой контроль и начнёт вилять хвостом.
[indent]Но на то он был любимым помощником, наравне с Гери, Хугином и Мунином, а потому и это его поведение Всеотец со свойственной себе снисходительностью ему простил.
[indent]- Что случилось?
[indent]- Мы нашли норну.
[indent]Один быстро перевёл глаза на зеркало заднего вида, надеясь, как и минутой ранее, пересечься взглядом с Фреки, но тот теперь делал вид, что ему нужно внимательно следить за дорогой.
[indent]- Где она? – тогда потребовал ответа Один.
[indent]Но вопреки ожиданиям, ответ последовал не сразу – сначала губы Фреки тронула широкая, довольная улыбка. Был бы котом, подумалось асу, то немедленно бы заурчал и потребовал ласки за проделанную работу.
[indent]- Так прямо же здесь, босс. – Наконец, сказал волшебный зверь и беспечно пожал плечами, вызвав ещё больше вопросов.
[indent]- Здесь?
[indent]- Здесь.
[indent]Вотан медленно опустил стаканчик обратно на подставку и накрыл ладонью кожаное сиденье; осознание наползло на его лицо мрачной тенью. И словно бы в подтверждение, он почувствовал слабый удар и, казалось бы, сквозь журчание мотора расслышал приглушённое мычание.
[indent]Идиот! Что один, что второй! Сколько раз он говорил им не смешивать обе его жизни? Сколько раз говорил не использовать эту машину? Сколько раз...
[indent]- Если она заляпает багажник, я заставлю тебя вымыть всю машину зубной щёткой. – Пригрозил Всеотец.
[indent]В ответ Фреки только лишь задорно рассмеялся, да включил радио.

* * *

[indent]Весь путь занял от силы часа два. Им повезло – в будний день пробок на выезде из города не оказалось, а потому они беспрепятственно выехали сначала в сельскую местность, а после в сторону леса, где в конце извилистой дороги, даже не покрытой асфальтом, их поджидал дом на холме.
[indent]Свет в окнах горел, отчего Один сделал вывод, что Гери уже поджидал внутри – наверняка приехал заранее и всё подготовил как для своего владыки, так и для его гостя. Фреки аккуратно завёл автомобиль в гараж, и Один, наконец, вышел наружу. Не то, чтобы боги могли ощутить дискомфорт от долгого нахождения в одной позе, но к своему удивлению он оказался рад променять запах кожаного салона на затхлый металлический запах гаража с примесью масла и красок.
[indent]Он обошёл машину и спрятал руки в карманы, дождавшись, пока Фреки включит в помещении освещение и откроет дверцу багажника, после чего выразительно уставился на связанного по рукам и ногам тощего человека с кляпом во рту.
[indent]- Это «он». – Уточнил Один, вскинув бровь.
[indent]- «Он», «она», какая разница? Мы живём в продвинутом веке, босс, местоимения утратили силу!
[indent]Один шумно выдохнул и перевёл взгляд обратно на норну. Это воплощение было темноволосым и действительно худым – из-под ворота мятой рубахи выступали острые ключицы. А из-под спутанной длинной чёлки на него смотрели такие же тёмные миндалевидные глаза, и Всеотец наклонился ближе, опершись рукой о бортик багажника, чтобы взглянуть в них внимательней.
[indent]- Ты не Урд и не Верданди. – Сразу же понял он.
[indent]- Это Скульд. – Учтиво подсказал Фреки, но Один лишь только покачал головой, прикрыв глаза.
[indent]- Нет, идиоты. – Сказал он, выпрямившись. – Вы поймали не того.
[indent]Внутри стала медленно закипать злость.
[indent]- Вы поймали... мойру.

Придворная знать завистливо скрывала свои надменные улыбки за веерами, всё ещё не понимая, каким образом эта дикарка сводит с ума королевских персон. Вихрь интриг и сплетен витал в воздухе, усиливая волнение и любопытство. Селина, в свою очередь, не ожидала такого поворота событий, но они были ей на руку. Со второго этажа своего личного балкона она одарила свою подданную одобрительным кивком. Морриган же не нужно разрешение, она и так берёт то, что ей по праву. Её янтарный взгляд был полон неподдельной страсти: она уже предвкушала следующий ход в своей Игре на поле интриг и власти.
— Я думала, что ты испугаешься... как обычно... — хитрая улыбка не сползала с лица ведьмы. Зачем ей какая-то искусственная фарфоровая маска, если Морриган всю жизнь играла не свою роль: примерная дочь, защитница Ферелдена, теперь же золотая рыбка на посылках — всю жизнь скованная в желаниях других. И Алистер также всегда был отражением чьих-то амбиций. Эту пару сковывали желания собственной свободной жизни, у замков которых никогда не существовало ключей. Слова Ведьмы всегда кололи сердце бедного серого стража больнее всего, потому что она хотела причинить такую же боль и себе. Она возненавидела Алистера с их самой первой встречи: несуразный, смазливый, будто бы вместо фехтования посещал занятия по поеданию третьей порции ферелденской похлёбки, и его щенячьи глаза так и просили о помощи, когда девушка обрабатывала его раны. Слишком слабый человек, чтобы стать очередным сокровищем её матери. Флемет никогда не приводит случайных гостей, и Морриган надеялась, что её мать в очередной раз возьмёт с них непомерную плату... Но вместо этого даровала своей дочери временное чувство свободы в обмен на ребёнка во чреве от этого глупого юнца. И теперь ей придётся... нет, ей необходимо ему всё объяснить, чтобы вновь не потерять. Почему ушла и почему так и не вернулась.

Свечи задрожали в такт танцорам, и в бальный зал теперь освящал приглушённый интимный свет. Хохот и музыка сливались в единую какофонию. Мягкая рука Морриган ложится в слишком грубую ладонь каменщика, и в своём платье она, словно чёрный лебедь, гордо подняв голову, плывёт среди расступающихся перед ними актёров-людей. Не делая реверансов перед особым гостем сразу кладёт руку ему на плечо, но даёт быть главным в этом странном танце. На неловкий комплимент короткий ответ:
— Я знаю, — но улыбка её становится мягче, словно у мартовского кота, укравшего стакан со сметаной. Между ними витало что-то более напряженное, чем просто приятное общение. Встреча не просто любовников, а любимых, чьи амбиции не давали им быть друг с другом рядом. Игра переросла в эмоциональный страстный танец; не вальс, а настоящее танго, в котором была и обида и недосказанность и печаль. Морриган пронзала Алистера своим магическим взглядом, следуя за ним по наполированному паркету. Теперь он не тот противный юнец. Его черты стали более угловатыми, а взор наполнился непоколебимым мужеством ферелденца. Морщины познали и глубокую печаль и немое отчаяние, его осанка была наполнена гордостью и непоколебимостью. Алистер, среди всей этой роскоши и блеска, выглядел как рыцарь в доспехах, немного неуклюжий, но с сердцем, полным доброты и чести, и взгляд его был полон теплоты и нежности, но также и сдержанной тревоги.
— Латы храмовника, доставшиеся по наследству, шли тебе больше к лицу, — очередная издёвка или искренняя правда? Морриган давно говорила двусмысленную правду, и этого ни в коем случае не стеснялась. В своей королевской одежде для ведьмы Алистер выглядел как мабари в вязаном кафтане для шпица Императрицы миссис Фру-фру -  ферелденцы никогда не понимали веяний моды, идущей из Орлея.

Следующий вопрос застал Морриган врасплох. Это она должна была устраивать допрос, и в напоре вопросов Алистер обязан был согласиться на любые её требования, а не сразу задевать за личное. Движения Морриган стали резкими, словно она хотела увильнуть, как змея, снова растворится среди толпы и сбежать, но руки короля держали свою партнёршу по танцам слишком крепко. Теперь они танцевали вокруг друг друга на поле битвы, где каждое слово и взгляд могли стать оружием или щитом. Нельзя играть в Игру, если твой оппонент знает о тебе больше, чем необходимо. Она ответила ему ухмылкой, которая была полна презрения и признания одновременно:
— Лучше всего спрятаться у всех на виду, чтобы твои враги искали иглу в стоге сена, а не в корсете королевской любовницы, — как всегда отвечает на вопрос и увиливает от ответа.
— Что для тебя есть дом? Тёплая постель без многоножьих гостей? Дворец, наполненный недовольными придворными? Или же прикованная к лицу маска того, кем ты не должен был стать? Что ж, тогда Орлей — мой дом.
На мгновение напряжение в воздухе было таким ощутимым, что казалось, будто весь зал затаил дыхание, ожидая ответа. В словах Морриган не просто была нескрываемая обида, но и так долго сдерживаемая злость, что рвалась наружу. Алистер не хотел быть королём тогда перед Собранием, а Морриган не заставляла его им стать. После победы он был бы никем, и никто не смог бы идти с ними по следу.
А этот трон мог вновь стать для Морриган оковами, которые она собственноручно не желала надевать.
— Я не слышала ни одной сказки, чтобы Король мог выбрать себе в жёны чудовище. Глас толпы и лай собак имеют большую силу, чем королевское слово. Сейчас же... мир изменился, но даже под протекторатом Императрицы я имею шанс в любое время лишится своего языка за лишнее слово, сказанное при встрече. К тому же за эти года ты встречал ещё одну ведьму, — Морриган сделала в момент слишком резкое движение, чуть не втолкнув Алистера в кружившуюся толпу. — Что тебе нужно было от неё, кроме её головы?

Солнце беззастенчиво накрывает своим удушливым саваном все пространство вокруг: если прислушаться, даже песок перестал шелестеть, день в разгаре, и лучи светила выжигают любую живительную влагу на Тверди. Этого ли хотел Он? Это ли создавал? Или как всегда в какой-то момент просто бросил все на самотек, ворча под нос, дескать, само образуется. Самое могущественное существо, которое они могут только вообразить в рамках того мира, что Он создал вокруг них, куда их всех поместил, Он был словно мальчишка, собравший крыс и скорпионов в одной бочке и смотрящий: кто кого? Ему любопытно, чем кончится противостояние, кто кому откусит голову, Он делает ставки, только вместо бочки — весь подлунный мир, вместо крыс — демоны, вместо скорпионов — ангелы. Люди где-то внизу, мусор под лапками могучих существ.
Само образуется.
Многое так и протекало, исчезало в небытие, таяло без возврата, как вчерашний день. Какие-то сплетни, склоки, пересуды. Ангельский гнев (какая ирония!) то и дело выливался праведным очищающим огнем на смертных, быть может они и целились на самом деле в своих падших братьев, но попадали не по тем. От того гневались еще сильнее (но Отец прощал им приобщение к одному из Семи, Отец многое им прощал за то, что они тешили его... самолюбие. И снова иронично, даже подло, но за осуждение этих подходов и вопросы многие были лишены своих сверкающих белоснежных крыльев, и еще больше — жизни).
Зубы скрипели, Похоть злилась, одно лишь ненавистное имя билось в пульсе на виске, и это имя вновь и вновь оскверняло все пространство вокруг.
Астарта. Опять Астарта. Проклятая плутовка, демон, нацепившая на себя корону не по статусу, не по размеру и не по весу. Лгунья, которой не нашлось места даже среди князей и маркизов. Тварь, пытающаяся прыгнуть выше своей головы.
Сущность невидящим, ненавидящим взглядом скользила по пустыне вокруг, только горячий воздух рывками выходил из легких.
— Никто не может закрывать ворота передо мной, — она говорит тихо, вполголоса, словно на автомате отвечая незнакомцу. Он смеет сомневаться в ее силах, но в том сомнении нет его вины. Какой-то демон, наказанный ангелами за свои деяния, что явно не знаком ей (раз не узнал ее, не распознал ее тон и интонации, не ощутил знакомый привкус речи, а ощутил бы — так поздоровался бы как с приятельницей или как с недругом). Да и деяния скорее всего совершались под чутким руководством этой выскочки, мнящий себя древней богиней. И пытавшейся таковой предстать перед смертными. Какая глупость, какая низость и же носит старшую сестрицу? Неужли та своими пальцами вложила великое эго в разум такой мелкой шавки? Но ради чего? — Нет города, которого не касалась бы моя рука.
Она протяжно вздыхает и на миг прикрывает глаза, погружаясь в собственные размышления. Слышит будто через плотный туман слова, слова, еще слова. Голос спокоен, а слова — источают яд, издеваются, сотрясают воздух пустой бравадой.
Похоть открыла глаза резко, искра, метнувшаяся по зрачкам, разрядом молнии перетекла к губам, дернулась в ухмылке и растворилась внутри сущности. Злиться можно сколько угодно, этой черной вязкой смолы по всему миру, по каждой душе, даже там, где души нет вовсе, как у нее, смоляного гнева хватает с лихвой. Младший брат ее преуспевал даже среди тех, кто в жизни не знал ни единой капли удовольствия. Или, быть может, среди этих преуспел даже больше?
Она усмехнулась.
— Зубы мне заговариваешь, да, демон? — Протянула она, отбрасывая вуаль гнева и переводя его в леность издевки. — Теперь говоришь, что эта тварь непричастна, а лишь была частью... — Похоть хаотично помахала в воздухе рукой: вдруг собеседник все-таки ее видит? Пусть знает, что она думает обо всем этом в жестах, — твоего плана, чтобы насолить... бывшим братьям? Ты прав, мне этого не понять, у меня нет бывших братьев. Но не выгораживай ее, рано или поздно мои пальцы сомкнуться на ее шее. И пикнуть не успеет, как обратится в пепел и растворится в забытой вечности, ее душонку на муки и страдания даже Ад не примет. Так что, если она дорога тебе, передай ей, чтобы спряталась на самом глубоком дне под самой кривой корягой на веки вечные и сидела там, не шевелясь. Иначе я найду ее и убью. Конечно, если ты сам когда-нибудь отсюда выберешься.
Становилось лишь веселее.
Значит, пока она праздно существовала под сенью Фегора, пока она во плоти скользила между юным родом моавитян, пока она за руку вела дел к идолам, в тот миг, как Бельфегор вел отправлял юношей за дарами и набегами, пока они существовали там беззабоно, наслаждаясь дарами и подношениями, не обращая толком внимания ни на Ад, ни на Рай, ни на Твердь, Иерусалим пал под натиском самозванцев.
Ее глаза, карие, зеленые, синие, серые, старые, юные, больные, здоровые, они открылись по всему городу, они открылись по всем окрестностям, они взглядами скользили друг по другу, задерживаясь на вожделенных очертаниях, они оценивали спелость фруктов, читали выведенные чернилами тексты, считали гнутые и битые монетки, следили за взвившимся от ветра песком, искали беспокойно лица в толпе и так или иначе натыкались взглядом на камни, обломки, обожженные деревяшки, всматривались в них, кто — тайком, кто открыто, а кто-то и вовсе — поднимая и перетаскивая их с места на место. В этом городе каждому найдется работа, особенно, когда небесная армия взялась его очищать с утроенной силой, не жалея проштрафившихся смертных, загоняя их, что скот — до последней капли пота, до последней целой жилы.
Ее глаза скользили по городу, улыбка — по лицу, низкий смех — в голосе, а пальцы — по поверхности камня вокруг ее телесной оболочки.
— Пирушка твоя, смотрю, закончилась пожаром. Выгорели идолы, разбили им пьедесталы, разобрали алтари по кирпичику и стащили под храмовую стену. Неаккуратная куча вышла, на сарай разве что пустят. Ну и для кого теперь закрыты ворота Ершалаима?

На Камино все просто. Как только ты начинаешь осознавать себя в пространстве, тебе указывают еще более точное положение. КК-2224 — клон. В этот мир он пришел с одной целью и ему дарована величайшая честь и возможность ее исполнить. В огромной галактике живут миллиарды беззащитных существ и КК-2224, наряду с другими клонами, является единственным щитом от смертельных угроз. Так сказали их создатели, а значит это правда. Не буду же они утаивать информацию, это неэффективно и нелогично. Эти три сложных слова КК-2224 выучил совсем недавно и они ему нравились. Еще ему надо было хорошо учиться и слушать создателей, ведь они заботились о том, чтобы он раскрыл все свои способности и мог выполнить идеально любое задание. Те, чьи способности раскрыть не удавалось, те, кто не соответствовал стандартам, куда-то уводились и больше Два-Четыре их не видел.

Правильно. Вот кем он был. Идеальным солдатом. Идеальным инструментом Республики и пусть он еще не знал и никогда не видел эту Республику, в груди что-то сильно болело при каждом ее упоминании. Хотелось уже поскорее вырасти, чтобы принести славу своим братьям.

А тут и расти не пришлось. Чужак — человек — пришел прямо в их дом. Краем глаза КК-2224 заметил, что поведение смотрителя отличается от стандартного. На Камино стандарты значили все, поэтому чужак явно не был запланирован. А значит… а значит… а значит он должен был показать, насколько хорошо их успели обучить за эти полтора года!

Для этого пришлось немного поспорить с Десяткой. После выяснения кто будет главным, было решено разделиться. Первым идет Десятка, Два-Четыре — в резерве. Смотрителя никто не спрашивает — если им санк… сансц… разрешили драку, значит скорее всего, им дозволено все остальное. Возможно, все под контролем, а это проверка на качество. Неважно, задача есть, причины клоном знать не обязательно — смотритель ошибаться не может.

Десятка делает ход первым. У Два-Четыре есть немного времени чтобы продумать свой план. Чужак один, но он откуда-то пришел, значит нужно не только разобраться с ним, но и выяснить откуда он появился. Надо идти вперед.

— Слушайте! — привлекает он внимание тех, кто ждет его команды. — Чужак останется с Десяткой. Мы идем дальше и… — Два-Четыре запинается, потому что еще не знает, как это называется. — Надо узнать откуда он и сколько таких еще!

— Зачистить периметр, — раздается спокойный голос смотрителя.

Два-Четыре считает, что этим каминоанцы полностью санку… са-а-а… разрешают им действовать. Первым делом подоспевает помощь Десятке. Они справляются и без отряда Два-Четыре, но он на всякий случай стаскивает с пояса чужака цилиндр, похожий на рукоятку большого ножа. Эта деталь слишком сильно выбивается из общего вида, значит она что-то… значит. Часть войска, в том числе самое опасное оружие клонов — зубы Три-Шесть, достаются в помощь Десятке.

Оставшиеся несутся по одинаковым коридорам, Два-Четыре сжимает в руках трофей. Выглядит как что-то знакомое, но он не может вспомнить что. Это какой-то предмет, который им придется использовать? Встретившаяся на их пути каминоанка сделала очень странное лицо и быстро убежала в одно из помещений. Два-Четыре решил, что это хороший знак, только до конца не понял почему. Зато у него появилась причина ненадолго остановиться и понять, что же такое он держит в руках. А тут еще кнопка какая-то…

Вжух!

Синий луч с шипением вырвался с одного из концов рукоятки.

— Это же меч джедая! — воскликнул Четверка. — Ударь им по полу!

Обугленная борозда искалечила ровный белый пол коридора. Словам Четверки можно было верить — он больше других братьев любил читать. В основном про древние вымершие расы, хотя клону, даже коммандеру, такие знания были не нужны. Четверка ничего не мог с собой поделать, но сейчас его интерес пригодился. Про джедаев он тоже читал.

— Вы что, атаковали джедая?! — воскликнул Пять-Два, но быстро поправился. — Мы…

— Глупости! — попытался подбодрить его Два-Четыре. — Нам еще рано видеть джедаев, это подстава. Проверка от каминоанцев. А если нет, то мы все равно должны защитить наш дом.

— А как же Оригинал и Куэ’валь Дар? — неуверенно протянул Четверка.

— А ты их видишь? В бою они не будут нас защищать, мы должны справиться сами!

Братья встретили его одобрительными возгласами. А затем их тонкие голоса потонули в реве тревоги.

— Надо поторопиться! Камино в опасности!

Клоны вновь побежали по коридорам. Они спасут родной дом!

Не знали они только одного — тревога была включена из-за их побега, а не из-за вторжения…

— Что опять? Хороший же дубль был, зачем запорол? — режиссер явно устал, он пил воду из бутылки и вытирал вспотевшее лицо. Душновато сегодня.
— Конечно, хороший, — Аполлон держится напряжёнными пальцами за впившийся в его шею фонендоскоп, которым его в эпизоде душил пациент с психозом. Феб похлопал ладонью по ноге актера, и тот отпустил руки; фонендоскоп упал Фебу на колени, — я впрямь чуть не задохнулся.
— Ну переиграл чутка, — кажется, это не было аргументом, чтобы остановить съёмку, — зато натурально получилось. Обрежем последние секунды, и потом доснимем с другого ракурса, это был лучший дубль из трёх. Вырубай, пока возьмем уже имеющиеся сцены, — сказал Джефф оператору, и софит над головами актеров погас.
Аполлон с минуту ещё сидел на полу, переводя дух. Гримёрша оказалась рядом, помогла встать. Бог не стал отказываться, ему нужно было сохранять статус простого смертного, а вся суть — в мелочах. Даже в такой ерунде, как подняться с пола, опираясь на чью-то руку.
— Спасибо, Лили, — Феб дежурно улыбнулся щекастой девушке в больших очках.
— Он не оставил синяка? — она озабоченно, привычным, почти хозяйским жестом оттянула воротник Аполлона, разглядывая его шею с разных углов.
— Ну ты же замажешь, если что?
Лили вздохнула, поджала губы, и пару раз мазнула большой мягкой кисточкой по носу врача, оставляя аромат пудры и убирая влажный блеск.
Феб легонько щипнул её за бок, чтобы девушка улыбнулась, но та лишь свела брови, отвернулась и пошла к своему столику с развалом грима, кистей и зеркал.
Кажется, она до сих пор обижена. То, что Аполлон был предметом ночных, да и дневных мечтаний женской части съёмочной группы, было понятно и обыкновенно. Лили позвала Феба на бокальчик вина, видно было, что долго собиралась с духом, очень краснела и явно была надушена и накрашена сильнее, чем обычно.
А он отказал.
Вернее, даже не ответил толком, отвлёкся на телефон, и просто забыл в моменте. Сообщение от Гермеса заняло всё его внимание, и разумеется, Лили осталась без ответа, а снова задать столь смущающий её вопрос уже не хватило духа. И теперь она носила в себе горькую обиду, показывая её максимальным отстранением от Аполлона, с которым раньше было в порядке вещей перекинуться шуткой или позубоскалить над неудавшимся дублем.
В общем, с площадки Аполлон вышел слегка расстроенным, и довольно уставшим.
Гермес ждал его, улыбка сама наползла на лицо при виде его кудрявой головы еще издалека. Бог солнца вообще сейчас много улыбался — от всплывающего на экране смартфона сообщения контакта «Плут», от звука поворота ключа с звенящим брелоком в замке входной двери, от внезапно пробежавших в голове ярких воспоминаний прошлого утра, когда Гермес очень сильно опоздал на работу, и кажется, даже рубашку застегнул наискосок.
— Меня оккупировал режиссёр и сцена драки. Сейчас просто упаду и усну, мне нужен кофе.
Близость бога плутовства колола кожу мурашками, но на улице они просто идут рядом, не касаясь друг друга.
Ресторан с витриной «Кофе с собой» имел собственную барную стойку, значит долго ждать не придётся, но Гермес вдруг закрутил головой по сторонам как воробушек и выразил желание найти другую кофейню.
— Чего? Да какая разница, купить кофе там или тут? Не отравят же нас....
Глаза будто подвели Феба, он не успел понять, почему сердце вдруг зашлось галопом, а слова застряли в горле.
Миниатюрная девушка в форме официантки, которая только что вышла в зал из кухни, приковала всё его внимание к себе: лёгкая походка, глаза цвета спелых вишен, и едва уловимое свечение кожи, присущее только бессмертным созданиям.
Аполлон забыл про кофе.
Забыл, что надо дышать.
Он всматривался в прекрасное личико, и не был до конца уверен в своей адекватности, ведь прошло много веков, и вдруг он путает, а она просто похожа...
Но в груди расползалось тепло, не жгучее и болезненное, а обволакивающее, утешающее и дарующее свет искупления бесконечной пустоте.
Горло перехватило, Феб сейчас ни слова не смог бы произнести, хотя с губ уже срывалось беззвучное имя.
Он сделал к ней шаг. Потом еще один.
— Дафна? — даже шёпот у него вышел какой-то надтреснутый, как древняя керамическая амфора, — Гермес, это Дафна?
У кого он это спросил? Разум не осознавал, но отчаянно просил подтверждения, что он не сходит с ума, что она настоящая.
Что она здесь, в двадцати шагах от него.

Женщина проснулась от шлепка она дощатый пол, который словно в насмешку был стыдливо прикрыт половичком, больно приложившись плечом и боком.
— Ядрена копоть! — сон быстро куда-то убежал, оставив только ощущение песка в глазах, — Ты что творишь, рухлядь! — Алена с чувством стукнула по полу, а где-то в районе чердака раздалось возмущенное кудахтанье, — Я тебя в бане сожгу, так и знай..
Вот это значит, что утро не задалось.
Постанывая от боли в боку и потирая плечо, Яга поднялась с пола, присаживаясь на кровать. Спать уже смысла не было, за окошком светило поднимающееся солнце. Наскоро переплетя длинную косу и поплескав в лицо студеной после ночи воды, Яга переоделась и решила выбраться из избушки, чтобы повырывать некоторым пинающимся домикам какое-то количество ног.
— Ты чего орешь с утра пораньше? — белоснежный пушистый кот запрыгнул на подоконник, обернув хвостом показательно правильно поставленные лапки.
— Эта стерлядь меня с кровати сбросила, у меня были варианты? — буркнула Яга, открывая дверь на улицу.
Во дворе во всю бушевала поздняя весна. Одуряюще пахло цветущей черемухой, наполняя сердце радостью и предвкушением... чего-то. Чего-то всегда хотелось, главное, чтобы в это уравнение не вписался какой-нибудь добрый молодец или дамочка в беде, которой срочно понадобился Кощей или погадать на жениха. Яга уже давно заставила Черномора и его богатырей обнести ее поляну огромным частоколом, даже черепа повесила поверх него, но почему-то поток желающих все равно не уменьшился, что невероятно бесило.

Спустившись с крыльца, Алена развернулась к избушке и уперла руки в бока.
— Ты чего наделала, рухлядь? Я тебя из яйца избушонком выводила чтобы ты меня с кровати сбрасывала, а? — на чердаке раздалось смущенное кудахтанье и избушка стыдливо поджала правую лапу, — Что там у тебя? Да не брыкайся ты.. — лапы у избушки были матерые, в кожистых наростах, не упускающие случая кого-нибудь нерадивого пнуть, но сейчас когти размером с нож для разделки туш были крепко сжаты в кулачок. Яга подтянула лапу к себе, рассматривая кожу, а потом обнаружила в одной складке крепко засевшую занозу размером с хорошее полено.
— Так ты поэтому меня скинула, дурная? А я кому говорила, что ночью надо просто стоять на месте, а не шариться по огороду, так нет, тебя в дровяник понесло... Стой ты смирно,а..! — Яга шлепнула избушку по лапе, хватаясь за занозу двумя руками и резко потянув на себя. Наверху хрипло закудахтали, избушка дернулась, а в доме что-то разбилось. Алена вдохнула, считая про себя до десяти, чтобы не испепелить к чертям собачьим свою движимую недвижимость, а потом отшвырнула полено в сторону.
— Она не ходила в дровяник, это богатыри в последний раз когда поленья таскали — разбросали, я тебе говорил, сама делай, — Сенька мягко спрыгнул на траву, правда, не приближаясь к избушке, которая разминала лапу и могла сейчас просто наступить на кота, — Вспомни, как они тебе всю поляну под картошку перекопали, дурные они...
Яга начинала жалеть, что когда-то научила кота говорить. Слишком уж сильно он напоминал ее саму, выступая в качестве отсутствующей у нее совести. А ведь говорил правильные вещи, это просто Яга сердобольная, пожалела ребят, им заняться нечем было, вот и попросила о помощи, иногда таки хочется почувствовать себя слабой женщиной, даже будучи сильнейшей ведьмой.
Щелкнула пальцами — из травы в пяти местах поднялись поленья такого же калибра, как и то, что она только что выдернула из избушкиной лапы.
— Вот бестолочи... — покачала головой, а поленья, выстроившись в ровный клин, полетели в дровяник, чтобы больше таких пробуждений не случалось. Хотя избушка у нее изобретательная, с придурью, что-нибудь эдакое всегда выкинуть успеет.
А сейчас на повестке дня был завтрак, и если то, что разбилось, не было горшком, то можно было даже сварить картошки, а если достать из погреба еще соленых груздочков, да огурчиков...
День начинал постепенно обретать приятные глазу краски.